Неточные совпадения
Эти слова заставили Охоню задрожать — не боялась она ни солдат, ни
воеводы, а тут испугалась. Белоус так страшно
посмотрел на нее, а сам смеется. Его сейчас же увели куда-то в другое подземелье, где приковал его к стене сам Кильмяк, пользовавшийся у
воеводы безграничным доверием.
На железном пруте остались башкир Аблай да слепец Брехун, которых и увели
на старое место. Когда их подводили к двери, Брехун повернул свое неподвижное лицо и сказал
воеводе...
— Что же это будет-то? — спрашивал Гарусов, наступая
на воеводу. — Где же начальство-то? Чего оно
смотрит?..
В ожидании дьячка
воевода сильно волновался и несколько раз подходил к слюдяному окну, чтобы
посмотреть на площадь, не ведут ли пристава волхита. Когда он увидел приближающуюся процессию, то волнение достигло высшей степени. Арефа, войдя в воеводские покои, повалился
воеводе прямо в ноги.
Воевода подождал, пока расковали Арефу, а потом отправился в судную избу. Охоня повела отца
на монастырское подворье, благо там игумена не было, хотя его и ждали с часу
на час. За ними шла толпа народу, точно за невиданными зверями: все бежали
посмотреть на девку, которая отца из тюрьмы выкупила. Поравнявшись с соборною церковью, стоявшею
на базаре, Арефа в первый раз вздохнул свободнее и начал усердно молиться за счастливое избавление от смертной напасти.
Загремел тяжелый замок у судной тюрьмы, и узников вывели
на свет божий. Они едва держались
на ногах от истомы и долгого сидения. Белоус и Аблай были прикованы к середине железного прута, а Брехун и Арефа по концам.
Воевода посмотрел на колодников и покачал головой, — дескать, хороши голуби.
Как теперь
смотрю на тебя, заслуженный майор Фаддей Громилов, в черном большом парике, зимою и летом в малиновом бархатном камзоле, с кортиком
на бедре и в желтых татарских сапогах; слышу, слышу, как ты, не привыкнув ходить
на цыпках в комнатах знатных господ, стучишь ногами еще за две горницы и подаешь о себе весть издали громким своим голосом, которому некогда рота ландмилиции повиновалась и который в ярких звуках своих нередко ужасал дурных
воевод провинции!
Смотри, пятенщик мой, [Пятенщик, ставивший клеймо
на лошадях и сбиравший за то пошлину в казну или
на монастыри, которым эта пошлина предоставлялась грамотою.] — прибавил Мамон, грозя кулаком в ту сторону, где стоял дом
воеводы Образца, — глубоко выжег ты пятно
на груди моей!
Во все продолжение пьесы,
воевода могилевский не изменил своей роли верноподданного и даже во время польских танцев, простившись с соседом в ожидании приятного свидания, вышел из театра, чтобы, как он заметил Сурмину, не
смотреть на веселье поляков в такое смутное для них время.